Международный день освобождения узников фашистских концлагерей - памятная дата, которая посвящена событиям 11 апреля 1945 года. Тогда заключённые Бухенвальда, узнав о приближении союзных войск, подняли восстание и, обезоружив охрану, вышли на свободу. Вскоре были спасены и десятки тысяч людей, содержавшихся в других немецких лагерях. В этой статье речь пойдет о финских концентрационных лагерях, развернутых на территории Советского Союза во время Великой Отечественной войны, и человеке, чья жизнь три года находилась на грани жизни и смерти за колючей проволокой.

Услышав термин «концентрационный лагерь», большинство вспоминает немецкие лагеря уничтожения, известные на весь мир Освенцим, Дахау, Бухенвальд и другие, располагавшиеся во время Второй мировой войны на территории Германии, Польши, Литвы и других европейских стран.

Но это ещё не вся правда. Наша ближайшая соседка, страна Суоми, принимала в истязаниях и убийствах беззащитного советского населения непосредственное участие. По жестокости режима финские «лагеря смерти» превосходили даже немецкие концлагеря. Финны не устраивали массовых показательных расстрелов для устрашения русских, как это делали немцы. Они истребляли славянское население голодом, пытками, и рабским трудом – тихо и без лишнего шума. В оккупированной финнами Карелии в годы войны действовало более 17 лагерей и «спецтюрем». В самом Петрозаводске существовали семь концентрированных лагерей.

Оккупация

Нина Андреевна Болдырева (Соснина) родилась не в самое удачное время, 18 ноября 1940 года, в селе Реболы в Карелии. Сразу после рождения девочка заболела, и они с мамой Анастасией Александровной и сестренкой Дианой были вынуждены уехать в Петрозаводск. Отец Андрей Васильевич Соснин был главным военным ветврачом и с началом войны уехал на фронт.

Семья без кормильца осталась в Петрозаводске, но после того, как фашисты подошли к городу, они поспешили эвакуироваться. Путь был один – по реке, вглубь Карелии. Уже стоя на пристани с вещами, мама Нины Андреевны ждала, что люди помогут ей перенести вещи и детей. Но помощника не нашлось, баржа отчалила без них. Тут же прозвучал натужный вой сброшенной с немецкого самолета бомбы, и баржа вместе с кричащими от ужаса и боли женщинами и детьми пошла ко дну. На следующем судне семье всё же удалось добраться до деревни Шуньга, где жила бабушка. Могли ли они знать тогда, что, сбегая от фашистского плена, попадут в не менее жестокий финский плен?

- Мама думала, что мы уезжаем в тихое место, а туда финны нагрянули. Им нужно было Заонежье, один шунгит чего стоил, - рассказывает Нина Андреевна.

Земли Карелии были полностью оккупированы к 5 декабря 1941 года. Через несколько дней финские солдаты приказали жителям территорий Типиницкого, Кузарандского, Вырозерского, Толвуйского, Падмозерского, Шуньгского и других сельских советов, находящихся на восточном побережье, которое было объявлено особой зоной, переселиться в определенные деревни в глубине полуострова. Весь Заонежский полуостров был опутан 6 рядами колючей проволоки с подвешенными к ним минами.

Жизнь под угрозой расстрела

Как тяжело жилось в те времена Нина Андреевна знает только из рассказов матери, слишком мало лет ей тогда было. Не дают забыть о детстве за колючей проволокой и больные с той поры ноги. Сестре Диане, родившейся на два года раньше, повезло больше, она хотя бы успела пройти важные этапы младенчества, вскормленная грудным материнским молоком. Нина Андреевна выросла на воде и сахарине и той особой «муке», которую выдавали скудными порциями в 140 грамм заключенным. По свидетельствам бывших жертв, эрзац-мука состояла наполовину из перемолотой в муку бумаги. Невозможно было хоть что-то испечь из неё, всё разваливалось. Варили похожую на клейстер жижу и, давясь, ели клейкую, застревающую в горле массу.

На худую, с неимоверно раздувшимся от рахита животом, малышку Нину было страшно смотреть. Истощенная, она не могла ходить – как куклу её носили на руках. Пойти сама девочка смогла лишь в пять лет. С рождения не представляющая, что такое сытость, она даже не просила у мамы покушать – состояние голода стало привычным.

Пока мама и тётя из последних сил выбивались под дулом автоматов на работах (заключенные строили дороги, валили лес, жгли уголь и трудились на других каторжных работах), дети должны были тише мыши сидеть дома, а иначе – смерть. Даже ночью не было покоя от вездесущих надсмотрщиков. Окна в доме обязательно должны были быть не занавешены, чтобы патруль мог видеть всё и всех.

Многие дети, начиная с 6 лет, работали вместе с родителями и более старшими братьями и сестрами, чтобы хоть как-то суметь довести до нормы дневную выработку ради скудного пайка. От такой совершенно лишенной пищевой ценности пищи производительность труда у истощенных людей была низкой, запускался порочный круг, из которого было не выбраться. Люди умирали от истощения, физических наказаний, болезней.

Те, которых не было

Основная проблема вопроса об узниках финских концлагерей состоит в том, что Финляндия очень неохотно признает многие, безусловно позорные страницы своей истории. Множество документов, свидетельств о событиях в восточной Карелии утеряны, уничтожены, до сих пор пылятся в финских архивах. Германия также не желает брать на себя ответственность за финских узников, утверждая, что не имеет отношения к лагерям, развернутым на оккупированной финнами Карельской земле. Получается, что их, вроде как, и не было.

В самой России вопрос о статусе узников финских концлагерей всплыл лишь после опубликования в 1966 году снимка военного корреспондента Галины Санько, сделанного ею в освобожденном Петрозаводске в июне 1944 года. На фотографии у колючей проволоки стоит группа детей, а на столбе прикреплён щит с надписью: «Вход в лагерь и разговор через проволоку запрещен под угрозой расстрела». Тогда же было создано движение бывших малолетних узников фашистских концлагерей в Карелии.

Сама судьба статуса БМУ (бывший малолетний узник фашистских концлагерей) для жертв финских лагерей менялась за два последних десятилетия неоднократно. Государство то признавало, то вновь отбирало его, лишая людей и без того небольших льгот и доплат (в 1998 году статус дали, в 2003 году отняли, в 2005 году снова дали, в 2007 году снова отняли, в 2010 году снова вернули). А главное, были унижены чувства более 200 бывших узников, которым государство отказало не просто в поддержке, но и в уважении.

Дальнейшая судьба Нины Андреевны, к счастью, сложилась хорошо. Вернулся с фронта отец, остались живы мама и сестра.

- После войны папе дали квартиру в Петрозаводске и началась спокойная жизнь. Мама трудилась агрономом. Когда мне было 11 лет, папы не стало. Он был ранен во время войны, поэтому его жизнь была недолгой, - делится Нина Андреевна.

Став взрослой, Нина Андреевна выучилась на швею. Затем встретила своего мужа, который и привез её в 1959 году в Мирный. Здесь родились её дочь Татьяна, внук Владимир и правнучка Ксения. Всю жизнь она добросовестно проработала в ателье, имеет почетное звание «Ветеран труда». С 2002 года ей присвоен статус БМУ, государство выплачивает небольшое пособие, обеспечивает льготами. В феврале в торжественной обстановке глава Мирного Юрий Сергеев вручил Нине Андреевне Болдыревой юбилейную медаль «75 лет Победы в Великой Отечественной войне». О тех тяжелых событиях она старается не вспоминать, вот только ноги нет-нет, да напомнят о трудном детстве за колючей проволокой…

Лилия Хлебникова, Мария Малацион